С. Корзун: Продолжаем нашу дискуссию. К нам присоединилась Ольга Слащевина. Также в студии - Сергей Макеев и ваш ведущий Сергей Корзун. Ольга, Вам удалось посмотреть, о чем мы говорили? Наговорили, наверное, такого! С точки зрения психологии, с чем хотели бы поспорить и с чем согласиться?:

О. Слащевина: Я готовилась к теме о влиянии СМИ и непосредственно телевидения и кино, и с точки зрения психологии об этом хотелось бы поговорить. То есть не то, что читаем, а то, что смотрят наши дети. И имеем ли мы возможность каким-то образом уберечь или повлиять.

С. Корзун: Вот мы брали, к примеру, «Бригаду» или «Спецназ» - сериал, в котором снимался Алексей Кравченко. Насколько влияет такой образ, героизация людей, которые связаны с убийством или насилием?

О. Слащевина: Надо сказать, что если мы говорим о детях, и о каком возрасте - допустим, до тинэйджерского возраста, подростки, то мне кажется, что они мало смотрят телевизор вообще. А в кино, может быть, они и ходят, но, судя по тому, какие дорогие сейчас билеты в кинотеатрах, скорее это как-то передается: один смотрел, и идет уже интерпретация рассказа. А подросткам, конечно, свойственно «сбиваться в стаю»: ты - из моей стаи, он - не из нашей стаи. И соответственно в этой стае надо быть принятым, надо быть востребованным. То есть нести с собой какой-то образ. Те фильмы, которые идут на экранах кинотеатров и телевизоров, подростки любят, особенно мужская половина. Это такой возраст подражания: они выбирают себе какого-то героя - если это боевик какой-то, - соответственно сильного. Они не ассоциируют себя со слабым, забитым, тем, кого бьют. И с точки зрения психологии мне кажется, что здесь очень серьезная проблема - этого сопоставления и создания некоего образа себя, как сильного героя. Формирование личности на образе без оценки - очень трудно подростку соотнести представляемый образ с тем, что он имеет на самом деле.

С. Корзун: Ольга, давайте попробуем чуть-чуть конкретнее. Какие образы пользуются наибольшей популярностью среди подростков? Образ главного бригадира Сергея Безрукова - Саша Белов, так его звали.

О. Слащевина: Во всяком случае, у меня такой информации нет: я не так много работаю с подростками, чтобы назвать именно какого-то героя. Вот упоминался фильм «Брат»: в то время, когда шел фильм, то образ этого брата был культовым. О нем очень много говорили.

С. Корзун: Позитивное или негативное это воспитание?

О. Слащевина: Смотря с какой точки зрения смотреть на героя. Можно смотреть на героя, как на убийцу: он шел и стрелял, всех убивал, «мочил» направо и налево. А с другой стороны, ради чего он это делал? Он защищал своего брата. Он боролся, в общем-то, со злом. Просто своими методами, он был одиночка - борец-одиночка. Но надо учитывать, что ему было не 14-15 лет. Время прошло после этого, и сюжетов про борцов-одиночек становится все меньше и меньше. Идет группирование в стаи. Даже реклама, которая идет на телевидении - допустим, какие-то мобильные компании: ты - из нашей стаи, вот такое группирование. Меня пугает в этом смысле, и в той же мере это будет сказываться на детях, когда личность привязывается к предмету. Если у тебя есть этот предмет, то твоя личность уже априори - сильная.

С. Корзун: Чуть-чуть на «Брате» задержимся, чтобы договорить. Вы бы рекомендовали детям показывать этот фильм или нет?

О. Слащевина: Мне лично он очень понравился. Но давайте с точки зрения психологии: рекомендовать можно все что угодно. Главное, будут ли твои рекомендации восприняты, услышат ли тебя.

С. Корзун: Можно ли этот фильм показывать детям, или на фильме «Брат-2» надо ставить «до 16 лет» или «до 14 лет»?

О. Слащевина: Я не думаю, что на этом фильме (может быть, я окажусь в одиночестве, и мои коллеги меня осудят) я не стала бы ставить запретов возрастных.

С. Корзун: Сергей, вот о фильме. Вы же имеет о нем представление?

С. Макеев: Я считаю, что если бы все наши «боевые» сериалы были на уровне «Брата» и «Бригады», то чего еще желать? Это хорошо. Они могли бы быть и полными злодеями. Вот Ольга совершенно справедливо отметила, что в их деятельности не одно только зло: они действуют методами зла, но во имя чего-то. Извините, мушкетеры тоже проливали кровь мешками, и истыкали всех, кого можно.

С. Корзун: Добро должно быть с кулаками, да?

С. Макеев: Это извечная вещь, и я не знаю, нужно ли поэтизировать или нет. И потом, это очень жизненный фильм. И, в общем, мы видим, как это было все. Да, мы узнаем. Это и есть искусство. Но если мы говорим о воспитательном аспекте вообще, то кроме этого искусства должно быть искусство и о другом - такого же уровня, и занимать, по крайней мере, не меньшее место. Вот тогда все будет в порядке. И тогда вы можете спокойно снять абсолютно все запреты и сказать: дети, смотрите все что угодно, потому что кроме этого вы посмотрите еще и это.

А у нас сложилась ситуация, которая противоречит вообще духу демократической страны. Когда одни направления процветают, приносят доходы, сверхприбыли. Люди тоже приходят в студии и рассказывают о том, как они замечательно работают, как они создают искусство и прочее, но у них за спинкой стула стоит мешок с деньгами. И я понимаю, что говорит мешок, а не этот человек, если отбросить всякие условности. А другие виды искусства - то, что мы всегда называли высоким искусством, - оно, конечно, есть. Но оно в таком жалком виде. А уж если говорить о его выходе в массовые коммуникации?.. Это плохо, это надо исправлять. И в развитых капиталистических странах тоже нет баланса, к сожалению. Потому что деньги сильнее чего бы то ни было сейчас. Но все-таки там как-то уже отладилось, какие-то есть механизмы - эти конторы, агенты и так далее.

О. Слащевина: Мы только начинаем.

С. Макеев: Да чего-то мы долго начинаем.

О. Слащевина: Вы знаете, меня пугает эта ситуация - к чему мы придем, что будет через какое-то время - с точки зрения наличия и пропаганды в средствах массовой информации, особенно в печатной продукции, сленгового языка подросткового. Потому что есть издания специальные, которые печатают для подростков, и там пишется… взрослому человеку трудно прочитать, а для подростка это совершенно понятно. Но будет и обратная связь: им будет очень трудно читать литературу, которая несла доброе, вечное, которая является достоянием мировой культуры, и ее через какое-то время просто нужно будет переводить на сленговый язык. И вот это страшно.

С. Корзун: Про это я не вспомнил и поэтому не включил в опрос. У нас проходит опрос: «Детям нельзя показывать…» Варианты ответов: «Новости о катастрофах и войнах», «Сцены изощренного насилия», «Фильмы, героизирующие зло», «Жесткое порно», «Пусть видят всё». Довольно любопытно, на мой взгляд, - почти никто не ответил «Пусть видят все», несмотря на то, что Интернет-аудитория по определению - достаточно молодая. А остальные ответы получили примерно одинаковое количество голосов. Относительно меньше - «Новости о катастрофах и войнах», значит все-таки можно показывать при каких условиях, и относительно больше - «Жесткое порно», потому что никто не хочет, чтобы сцены сексуального насилия дети видели. Прокомментируете?

О. Слащевина: Что, как мне кажется, является важным, когда мы говорим о детях? Наверное, важно - что показывать. Но мы, сидящие здесь в студии, вряд ли можем на это повлиять: вот я не хочу, чтобы показывали то-то. Если речь идет о детях, то очень важно задать такой вопрос: что бы ребенок ни смотрел (потому что родители работают и не знают, что смотрят их дети, или он пошел гулять с другом, зашел и что-то смотрит), здесь - как было раньше, и дай бог, будет в будущем, - очень важную роль играет то, с кем ребенок может поделиться. Потому что не все увиденное будет ему понятно. И если в семье, в которой живет ребенок, существует культура общения и доверительное отношение родителей к ребенку в первую очередь, и как следствие, как пример, если ребенок видит доверие к нему, то соответственно он этому доверию учится и начинает доверять родителям. И при таком раскладе родители могут спросить, что ты смотрел. Доверяющий ребенок может рассказать, а родитель может прокомментировать, то есть высказать какое-то мнение. И соответственно переломить немножечко восприятие: рассказать, что вот это - не очень хорошо, и так далее. Очень важна культура в семье. В начале передачи было, надо ли уберегать: ни запрещать, ни уберегать - здесь нет крайностей, что смотрит, то смотрит. Самое главное, чтобы у ребенка было желание и возможность до нас достучаться, а у нас было бы желание и возможность детей услышать и с ними просто об этом поговорить.

С. Корзун: Сергей, можно к тому же вопросу (мы его, конечно, уже затрагивали и говорили о том, что и самые ужасные кадры могут вызвать добрые чувства): ребенка с нашим современным телевидением один на один можно оставить?

С. Макеев: Если у Вас есть влияние на ребенка, то не оставляйте. А все равно он посмотрит. И не только это. Это знаете, как один ребенок чертыхается, а бабушка ему говорит: «Это очень плохо. Вот, на тебе 10 рублей, и больше «черт» не говори никогда». Он говорит: «Бабушка, за 100 рублей я знаю слова гораздо лучше».

Поэтому рано или поздно он увидит обнаженную женщину, и это его потрясет. И я совершенно согласен с Ольгой - чтобы он пошел не к Ваське из соседнего двора, который будет еще больше рассказывать ему невероятных историй, а чтобы он пришел к маме и сказал: «Мама, а почему у женщины вот это?», и она ему расскажет. Но тут проблема качества семьи и качества человека. Вот таких семей, где существуют такие отношения доверительные и где это принято, к сожалению, - не так много.

О. Слащевина: Мне кажется, что начать можно с самого простого: чтобы друзья приходили в дом. Тогда у родителей не будет опасности: Васька из соседнего двора - плохой или хороший. Потому что в доме этот же Васька или Петька, если они - друзья сына, то они становятся такими же членами семьи. И тогда будет уже не важно, с мамой обсуждает сын или с тем же Васей. Это первое.

И еще мне хотелось бы сказать про эти ужасные фильмы со сценами насилия, крови и так далее с точки зрения психологии. Сцена крови, сцена насилия, олицетворение себя с главным героем: что может здесь происходить, и в чем опасность влияния на неокрепшую, несформировавшуюся личность? Повышается порог толерантности - принятия и терпимости к злу. И как следствие, обратная сторона медали - это снижается уровень тревоги. Не тревожности человека вообще - по мелочам всяким, это становится как бы привычным. Вот человек посмотрел: это, конечно, стресс, адреналин. Вышел, и все хорошо. Но он раз увидел, второй раз увидел, и у неокрепшей личности складывается впечатление, что это кино и это все нормально. И бояться не надо. Вот эта толерантность, принятие ситуации снижает уровень тревоги. Нормальный уровень тревоги каждому человеку свойственен. И это нормальная эмоция, которая служит в реальной жизни таким ощущением предупреждения. Когда ребенок еще не в ситуации, он к ней подходит - он уже получает информацию, что-то видит, и увиденное вызывает в нем тревогу. И у него есть еще возможность не войти в ситуацию, остановиться, вернуться назад. Но это повышение порога толерантности и снижение уровня тревоги в привычной атмосфере этих фильмов, где всегда выбранный герой побеждает, и с ним все нормально и клево, порождает такое, что будет все хорошо и нечего беспокоиться. Но на самом деле в реальной жизни происходит все совсем не так. И тем более, когда у неокрепшей личности, у подростка еще нет представления соотношения собственных возможностей с представленным образом. И когда он в реальной жизни сталкивается с ситуацией, угрожающей его жизни, то адекватно воспринять он ее уже не сможет. В фильме, сколько бы там крови ни лилось, какие бы ни были ужасы и крики, он на себе не испытывает этой боли. А когда ему будет нанесена боль (а он - уже образ созданный такого крутого парня), и ему страшно больно, и он будет всячески избегать этих ситуаций, но ему нужно представлять этот образ, то здесь может быть (не обязательно у каждого) такое раздвоение, когда есть необходимость со своими друзьями быть таким крутым, и в то же время есть представление об этой реальной боли. И потом могут быть нарушены коммуникации в дальнейшем - на работе и так далее.

С. Корзун: Еще одна тема, которую Ольга затронула поначалу: то, что подросткам свойственно сбиваться в стаи. И хорошо, если эта стайка занимается по примеру тимуровцев, и гораздо хуже, если организованная кем-то эта стайка идет на рынок. Даже фанаты бывают с таким полукриминальным подтекстом. Что Вы думаете про воздействие себе подобных по возрасту и прочее? Есть ли что-то из Вашего опыта, когда тон задает именно желание быть похожим на всех?

С. Макеев: Я не знаю, похожим ли на всех, но вот это чувство идентичности - возрастной и так далее - безусловно, есть. И я думаю, что кино и телевидение влияют на это достаточно мало. Потому что такие группы были всегда. И если в старину заглянуть, то там парни верховские и низовские в деревне, рано или поздно они сойдутся, будет передел и самоутверждение.

О. Слащевина: Стенка на стенку, улица на улицу.

С. Макеев: Сейчас вот тоже у них особый язык (Ольга это затронула), они говорят на этом языке. И естественно, что журналисты известного толка переносят этот язык в журнал или даже в литературные произведения. Как к этому относиться? Это реальность, они говорят на этом языке. Он очень сильно отсеется. Я вспоминаю, что из жаргона 60-х годов (чувиха, клюшка) что-то дожило до наших дней, что-то обозначает, это забавно и всегда у меня вызывает улыбку. Я считаю, что наш великий русский язык пополнился еще десятком-двумя каких-то слов. Он настолько велик и могуч, что он перемелет и это.

Но что действительно опасно, я считаю, - это проникновение тюремной лексики. Ее очень много. Иногда употребляя и «прикол», и «наезд», и прочее, уже даже не думают, что это лексика вообще-то говоря тюремная. Только с возрастом начинаешь ощущать в полной мере, что слово - это не только значение, не только звучание, а еще и какие-то подсознательные... Раньше и сам, бывало, ругнешься, и ничего.

С. Корзун: Помните, «моргалы выколю» еще в исполнении Леонова, но никакой тюремщины так абсолютно нет. Но это во двор сразу было перенесено. Без негативных аннотаций, я бы даже сказал.

С. Макеев: Сергей, заметьте, что это употребляется как смешная цитата в определенном месте, это вызывает смех, отсмеялись и все. А в речи этого нет. А вот когда «прикол», «наезд» и прочее - на депутатском уровне, с трибуны... В общем, есть ряд слов, которые перешли. Сейчас же не говорят, что «информируют». Кстати, Алексей употребил слово «стукачи». Тут выступал депутат один, он сказал, что если раньше население содействовало правоохранительным органам, то это было содействием, а сейчас, иначе как «стучать», никто не скажет. Хотя это не точно, в общем, мы же согласимся, что речь идет не об этом.

Притом я считаю, что проникновение молодежного сленга в язык (и не только в язык, но и в литературу) - это вещь нормальная в том смысле, что это всегда было, всегда будет и как-то это рассосется. А протестовал бы я против ненормативной лексики, конечно, как бы ее ни защищали либеральные, продвинутые писатели, и проникновения и укоренения в языке тюремной лексики, хотя это уже произошло.

С. Корзун: Ольга, Ваш главный протест - против чего?

О. Слащевина: Я уже говорил о том, что подросткам будет очень трудно, наверное, знакомиться, у них будет просто отторжение классики, потому что их речь, когда я еду в метро и со мной рядом стоят подростки, мне напоминает речь Эллочки-людоедки. И второй момент, что меня больше всего пугает, - это то, что обилие таких острых эмоций, которые вызывают боевики и прочее, - это чувства сильные, но простые. А объектные, межличностные отношения, то, с чем придется им столкнуться, - это вещи тонкие, высокие, которым тоже нужно учиться. Потом это будет на стрессе все, и не построишь объектные отношения. И в дальнейшем здесь будут проблемы.

С. Корзун: Ну что ж, спасибо Вам огромное! Благодарю наших гостей - это Ольга Слащевина и Сергей Макеев. Понятно, что сегодня дали ответы не на все вопросы, которые возникали и у наших зрителей, но что-то важное, несомненно, и я для себя почерпнул. А мы с вами прощаемся до следующей встречи. Всего доброго!